«Мир еще полон загадок и тайн. И вполне возможно, что смерть человека – это еще не конец его существования»
Никола Тесла (1856-1943), физик
Фрагмент передачи «Судьба человека» с Юрием Стояновым.
Актер признается, что он «не верит ни в какую мистику, но … это очень странно«.
Юрий Стоянов называет себя человеком, не верящим в мистику, но день смерти Ильи Олейникова вспоминает как «очень странный». Во время творческого вечера в Одессе выход Стоянова на сцену сопровождался демонстрацией видео, состоящего из двух частей — Юрий Стоянов и Илья Олейников в «Городке», а затем Юрий Стоянов в кино. «Заканчивается этот кусочек «Городка», мы ударяемся головами, и экран гаснет. И видео не продолжается», — рассказывает Юрий Стоянов. Выйдя на сцену и удивившись техническим неполадкам, Юрий Николаевич попросил вновь включить это же видео, но картинка вновь оборвалась на том же самом месте. «Утром я получил, в шесть утра, телеграмму от Дениса Клявера: «Папа умер»», — поясняет Стоянов.
Спустя несколько лет во время съёмок фильма Стоянова «Нам его не хватает», посвящённого Олейникову, мистическая история продолжилась. На произносимых в кадре словах Юрия Николаевича о «гениальной паре» с Олейниковым одна из трёх работающих камер начала опускаться на штативе, вторая полностью отключилась, а третья «выдала ошибку». В результате, монолог Стоянова для фильма так и не был снят. «Клянусь вам, это правда», — с улыбкой говорит Юрий Стоянов.
Источник: https://rusradio.ru/news/radio/yurij-stoyanov-rasskazal-o-mistike-v-den-smerti-ili-olejnikova?utm_referrer=https%3A%2F%2Fzen.yandex.com
Иосиф Давыдович Кобзон (1937-2018) — советский и российский певец, политический и общественный деятель, музыкальный педагог.
О чувстве присутствия и помощи рассказывает жена артиста — Нинель Михайловна Кобзон, а с ее слов его дети и друзья.
Станислав Сергеевич Говорухин (1936-2018) — советский и российский киноактёр, режиссёр театра и кино, сценарист, продюсер, политический и общественный деятель.
Его жена — Галина Борисовна Говорухина рассказывает об уходе мужа и надежде на встречу…
Бурков Георгий Иванович (1933-1990) — советский актёр театра и кино, кинорежиссёр.
О предчувствии и знаках накануне и после ухода мужа – актера Георгия Буркова – рассказывает его вдова – актриса Татьяна Ухарова. Она и по сей день чувствует его рядом и слышит «подсказки» в жизненных ситуациях.
Видео содержит фрагменты из интервью с Татьяной Ухаровой, данных ею в различных телепрограммах: «Наедине со всеми», «Судьба человека», «Больше, чем любовь», «В наше время».
Александр Хочинский и Антонина Шуранова в 50-е и 60-е годы прошлого века были самой знаменитой и самой красивой актёрской парой в Ленинграде.
Хочинский Александр Юрьевич (1944-1998) — советский и российский артист театра и кино, бард (снимался в фильмах «Бумбараш», «Рождённая революцией», «Женщина, которая поёт» и др.).
Шуранова Антонина Николаевна (1935-2003) — советская и российская актриса театра и кино («Война и мир», «Чайковский», «Опасный поворот», «Неоконченная пьеса для механического пианино» «Зимняя вишня 3», «Улицы разбитых фонарей», «Бандитский Петербург» и др.).
О том, что чувствовала Антонина Николаевна после ухода из жизни ее мужа в 1-ом отрывке из документального фильма «Шуранова и Хочинский. Леди и бродяга».
Об ощущениях в квартире (чувстве присутствия, шагах…), где жили Шуранова и Хочинский, после смерти Антонины Николаевны со слов ее сестры говорится во 2-м отрывке.
Наталья Петровна Бехтерева (1924-2008) — советский и российский нейрофизиолог, исследователь мозга. Кандидат биологических наук, доктор медицинских наук, профессор. В 1990-2008 годах была научным руководителем Института мозга человека РАН. Академик АН СССР и АМН СССР. Лауреат Государственной премии СССР.
В отрывке из документального фильма Наталья Петровна Бехтерева говорит о своей книге «Магия мозга и лабиринты жизни» и упоминает о странных явлениях, которые она испытала после ухода из жизни ее пасынка и мужа. Описанию этих явлений посвящена отдельная глава книги — «Зазеркалье», отрывок из которой приведен ниже.
«…я сочла своим личным долгом рассказать о том странном и далеко не всегда объяснимом, что я видела в жизни. Дальнейшее развитие науки, ее методологии и технологии, возможно, внесет какую-то ясность в понимание этих явлений. Но вряд ли их пониманию может способствовать замалчивание в научной и научно-популярной литературе. Для себя главу о странных явлениях я рассматриваю так: вопрос поставлен. Задача следующих поколений ученых – изучать эти явления и постараться подобрать ключи к ним.»
«Я знаю, как опасно двинуться в это «Зазеркалье». Я знаю, как спокойно оставаться на широкой дороге науки, как повышается в этом случае «индекс цитирования» и как снижается опасность неприятностей – в виде разгромной, уничтожающей критики, иногда с непредвиденными угрозами и даже действиями. Но кажется мне, что на земле каждый, в меру своих сил, должен выполнить свой долг. И события, которые произошли со мной уже после осознания «стены» в науке, не оставляют мне выбора.»
«…внезапно покончил жизнь самоубийством сын моего мужа от первого брака, и в ту же ночь, не вынеся этого, умер мой муж. Сын был бесконечно любимый и очень трудный. Красивый, способный врач, женатый, имевший сына. Наркотики…
Муж не мог ехать к сыну – не было сил. Я уже встретилась ранее с этим, когда Алик (покойный сын) умирал от сепсиса, – муж был у него однажды не больше одной-двух минут. Вместе с докторами мы пошли против судьбы – и через несколько почти умираний тогда вытащили его. Я в этом участвовала и как врач, и как близкий человек, и как «доставала» сверхдефицитных лекарств. На этот раз Алик был мертв. Иван Ильич (мой муж) был почти спокоен вначале. Нас было трое – водитель, моя сотрудница Р.В. и я. «Пусть посторонние уйдут». Я переспросила: «Водитель?» – «Да». – «А Раиса Васильевна?» – «Пусть останется». И принес нам нарезанный арбуз. Мне кажется, он только постепенно осознавал эмоционально то, что уже знал. Через полчаса-час – мне трудно сказать, сколько времени прошло, – муж почти спокойно сказал, что пойдет спать. Лег – и через 4–5 часов мы срочно вызвали врачей, но врачи не смогли помочь. Оглядываясь назад, я понимаю, что спасти его я могла бы, лишь уложив его в реанимацию сразу по приезде от Алика. Однако ужасного финала не предвещало ничто. Мы обе с Р.В. думали: пусть поспит подольше, нужны силы…»
«Мой муж не поехал на квартиру, откуда звонил его сын, прощаясь перед самоубийством. Он попросил поехать меня. Я поехала вместе со своей сотрудницей Р.В., но перед этим, к сожалению, потратила много времени на вызов «реанимации» к Алику. Никакой «реанимации» я не застала. Стояли перед дверью молодой доктор и сестра, дверь им не открывали, и они собирались уходить. В доме, где жил Алик, очень хорошая слышимость, но я не подумала об этом, когда подъехала. Я думала, что или все кончено, и давно (Алик говорил о цианистом калии), или вообще ничего не произошло, были обычные угрозы, часто не реализуемые. И потому на предложение взломать дверь я не отреагировала и ждала ключей, которые вот-вот должны были принести (и принесли). И вдруг, через 7–10 минут после прихода, я остро почувствовала трупный запах, хорошо знакомый мне по анатомичкам. Это продолжалось 5–10 секунд, но я оценила запах немедленно и сказала об этом всем окружающим: за дверью – мертвый. Никто другой запаха не чувствовал. Когда дверь открыли, все было действительно кончено, но не цианистым калием, а петлей на шее, которая была надета, возможно, тогда, когда Алик услышал, что мы пришли, а возможно, и разговоры о вскрытии двери. Он лежал на диване, петля была полуоткрыта: одно движение – и он мог бы спастись сам. Или быть спасен.
Позвонил мой муж, позвал меня. И я, как автомат, сказав обо всем, что увидела, поехала домой. Дорога домой казалась невероятно долгой, бесконечной, но когда мы приехали, мой муж открыл мне дверь. И прямо у двери я вновь ощутила тот же запах. И опять – только я одна. После разговора, в конце которого И.И. сказал, что идет спать, и ушел в спальню, уже и я, и Р.В. услышали голос Алика, как если бы чем-то приглушенный или шедший из глубины: «Зачем тебе нужна эта Бехтерева?» И страстный крик-ответ И.И.: «Алик, Алик, да для тебя, для тебя же!»
Тогда нам обеим – мне и Р.В. – и в голову не пришло, что это мог быть Алик. Я удивилась, как И.И. воспроизвел голос Алика, да еще как бы из глубины. Но, анализируя этот «диалог» И.И. в свете того, что происходило позднее, я, пожалуй, не могу полностью исключить, что мы с Р.В. слышали именно голос Алика. Я была в последнее время социально «persona non grata», и зачем я была нужна Алику? – Я не вскрыла дверь и не спасла Алика «в последний момент», как это уже бывало.
Со всем дальнейшим странным и необычным мы также встречались вместе с Р.В. Если бы я продолжала встречаться со странностями одна, я бы подумала: да нет, не может быть, была бы уверена, что все это – миражи больного воображения.
По порядку.
1. Я продолжала ездить в командировки – в Москву, за границу. И однажды, вернувшись из Москвы, мы с Р.В. услышали шаги человека, шедшего перед окнами в гостиной справа налево по направлению к небольшому шкафу. В пространстве под шкафом раздался шум, напоминающий шум большого волчка, очень громкий; 5–10 секунд – и все кончилось. Никакого «человека» мы не видели.
2. Я иду в ванную мыться. Р.В. остается в гостиной. Расстояние между нами 18–20 м. Когда я уже вышла из самой ванной, я услышала шаги, предположительно мужские, двигавшиеся к ванной комнате. Шаги дошли до ванной. Я, естественно, окликнула Раису – шаги стали удаляться. Когда я через 6–8 минут вышла, Р.В. сказала мне: «А зачем вы выходили только что? И почему не ответили мне?» И добавила, что сидела спиной к «шагам», причем испытывала странное чувство: ей было трудно повернуться ко «мне». Она пыталась заговорить со «мной», но «я» не отвечала. История эта произвела на нас обеих очень сильное впечатление, впечатление чьего-то присутствия. Кстати, у меня долгое время сохранялось чувство присутствия кого-то из двух ушедших в иной мир в квартире, особенно отчетливое в первые секунды пробуждения, – оно исчезло, но только тогда, когда перестали обнаруживаться и «странные» явления.
3. В спальне висел большой и хорошо выполненный портрет моего мужа. После его смерти я ставила перед ним цветы и подолгу говорила ему что-то, нередко не отдавая себе отчета в том, что именно. Р.В. часто ночевала у меня, и однажды, когда мы припозднились в гостях, войдя в спальню, я увидела, что И.И. на портрете плачет. Из правого глаза (портрет в три четверти) медленно стекала крупная слеза. Я попросила Р.В. посмотреть на портрет. «Да он плачет!» – вскричала она. Продолжалось это несколько минут. Я зажигала свет, тушила его – слеза медленно опускалась к промежутку между кончиком носа и ноздрей. И, не докатившись до конца носа, внезапно исчезла. И.И. очень не любил мои запоздалые приходы, не говоря уж о поздних. Это «странное» явление я вписываю в «Зазеркалье» условно. У меня был страх позднего прихода, хотя бояться было, к сожалению, уже некого. И какую-то особенность портрета я могла в этой ситуации принять за слезу. Может быть, я как-то индуцировала Р.В. Да, но почему мне казалось, что слеза движется? Потому что слезы обычно движутся? Вот здесь – не исключаю. И почему все-таки Р.В. тоже сказала о слезах? Вот это уже сложнее для простого объяснения.
4. За занавеской на окне, выходящем во двор-сад, стоит банка с водой. Я протягиваю за ней руку, слегка отодвигая занавеску, и рассеянно гляжу вниз с моего третьего этажа во двор-сад нашего дома. Сойдя с поребрика, прямо на тающем снегу, стоит странно одетый человек и – глаза в глаза – смотрит на меня. Я знаю его даже слишком хорошо, но этого просто не может быть. Никогда. Я иду на кухню, где сию минуту должна быть Р.В., и, встретив ее на полпути, прошу посмотреть в окно спальни. Я впервые в жизни увидела лицо живого человека, действительно белое как полотно. Это было лицо бежавшей ко мне Р.В. «Наталья Петровна! Да это Иван Ильич там стоит! Он пошел в сторону гаража – знаете, этой своей характерной походкой… Неужели вы его не узнали?!» В том-то и дело, что узнала, но в полном смысле слова не поверила своим глазам. Если бы все это происходило со мной одной, как, например, очень яркий («вещий») сон, совсем не похожий на обычный, – все это, при всей необычности (я в жизни видела четыре таких сна), можно было бы трактовать как галлюцинации на фоне моего измененного состояния сознания (было из-за чего!). А Р.В.? Состояние ее сознания также могло быть несколько изменено, а отсюда и видение событий, происходящих «в другом измерении.
Статистическому анализу все это не поддается, но уверенность в реальности происходившего у меня полная. По крайней мере в тех случаях, когда мы обе порознь слышали и (или) видели эти «странные» явления.
Шаги (дважды). Портрет (?). И.И. на улице под окном. Ведь я же не только не говорила Р.В., что увидела И.И., но и не говорила, на что именно надо смотреть. И сейчас, по прошествии многих лет, не могу сказать: не было этого. Было. Но что?! Возможно ли, что постоянные мысли о свершившейся трагедии послужили причиной иллюзии? Конечно, возможно. А Р.В.? Также? Тоже возможно.
Но это все – сейчас, много лет позже, когда так хочется рационального объяснения «странных» явлений…»
Источник: Магия мозга и лабиринты жизни / Н. П. Бехтерева. — Доп. изд. — Москва ; Тверь : АСТ ; Санкт-Петербург : Сова, 2007. — 383 с.